ВПРАВЕ ЛИ ЖИВОТНЫЕ ИМЕТЬ ПРАВА?

(По материалам доклада " Защита животных - долг или дело вкуса», прочитанного в 1995 году на семинаре Российского отделения Британского благотворительного фонда - CAF.)

«Оказывается, учитывая вышеперечисленный спектр нормативов, - ваш долг в отношении животных перед своим организмом диктует одно, перед законом - другое, перед лицом общественного мнения третье, и, наконец, перед своей совестью – четвертое».

Уважаемые коллеги!

Для того, чтобы мой взгляд на предложенную проблему не показался вам мнением, высказанным по случаю, я бы хотел начать свое сообщение, как говорится, «от мамонтов».

В ходе своих многолетних научных штудий я построил массу схем, шкал и других эвристических структур.

Готовясь к сегодняшнему "круглому столу", я использовал одно из таких построений, которое в основных чертах оформилось уже в начале 80-х годов.

Для того, чтобы ясно его продемонстрировать, мне придется немного помучить вас, коллеги, некоторыми предварительными соображениями и формулировками. Богатство русского языка дает большие возможности для тонких дефиниций, но и таит в себе опасность использования его или ничтожными "бормотологами" хлестаковского типа, или опасными демагогами типа пресловутого "сына юриста".

Так, к примеру, за словами "долг" и "право" стоят вполне определенные понятия. В тоже время, возможно их известное разночтение, которое может быть использовано недобросовестными говорунами.

Чтобы этого не произошло, то есть для адекватного их использования, требуется уточнить контекст их применения.

Применим для работы мой эвристический метод полноты множества, который формулируется так: для каждого уровня обобщения существует конечное число феноменов, соответствующее числу ноуменов.

В данном исследовании базовым уровнем обобщения являются - "нормативные отношения", так как слова "долг" и "право" относятся к этой сфере отношений.

Какие могут быть формы нормативных отношений субъекта с окружающим миром?

Физиологические, юридические, моральные и нравственные.

Вот мы и составили всю полноту множества форм "нормативных отношений" одного уровня обобщения. Теперь дело за их анализом.

Опустим определения этих нормативных форм. Представление о них можно составить из ниже приведенного анализа последствий нарушения соответствующих им нормативов.

Два дополнительных методологических замечания.

Во-первых, мы рассматриваем деятельность человека в рамках контура взаимодействия "субъект- объект", где "субъектом" и "объектом" может быть как человек, так и любой другой социум.

Во-вторых, мы считаем, что любое воздействие "субъекта действия" на" объект" через ряд опосредований создает вероятность обратного действия в отношении "субъекта", осуществляемого по каналу обратной связи.

Что же получается?

Оказывается, - нарушение человеком (как субъектом) своих, как объекта, физиологических норм, прямо влечет за собой нарушение его гомеостазиса (физиологической устойчивости организма).

Нарушение человеком (как субъектом) действующих юридических норм в отношении другого лица, как субъекта права - может вызвать повреждение его самого, как объекта.

Во-первых, повреждение это выразится непосредственно в снижении его правового статуса и опосредованно: во-первых, в повреждении его, как объекта гомеостазиса (в процессе ареста, дознания, отбытия срока или ожидания этих событий) и, во-вторых – в снижении морального статуса в глазах окружающих.

Нарушение им (как субъектом действия) моральных норм может повлечь за собой нарушение морального статуса, вызванное сложившимся отрицательным мнением окружающих и, опосредованно, через состояние фрустрации нарушение гомеостазиса.

Наконец, существуют нравственные нормы. Их нарушение влечет за собой нравственные переживания (страдания) - из-за нарушения личностной идентичности, из-за нарушенной личной ответственности перед своей совестью: в частности, из-за обессмысливания своего существования, и по подобным причинам.

Нарушение нравственных норм его носителем также может привести к его глубоким психическим и физиологическим травмам.

Указанное построение в той или иной степени приложимо ко всем сферам отношений человека со средой и в полной мере - к частному случаю (на этом уровне обобщения) отношения человека и животных. Не будем, к тому же, забывать, что в разных культурных средах действуют свои, порою прямо противоположные друг другу нормативы.

Если вам с успехом удалось "проломиться" через этот, выстроенный на ваших глазах теоретический «забор», то в награду вам как "Сезам" откроется чудесный ландшафт понимания конкретных этико-практических проблем.

Оказывается, учитывая вышеперечисленный спектр нормативов, - ваш долг в отношении животных перед своим организмом диктует одно, перед законом - другое, перед лицом общественного мнения третье, и, наконец, перед своей совестью - четвертое.

Для того, чтобы отдавать себе отчет в том, что нас побуждает так или иначе действовать в отношении животных, мы можем провести мысленный эксперимент. Представьте себе некую особь животного, которая более всего вам нравится или другую особь, которая вызывает у вас наисильнейшие отрицательные эмоции, и проанализируйте, какие из перечисленных нормативов остановили бы вас от их умерщвления.

В результате вы узнаете, какие нормативы для Вас НАИБОЛЕЕ значимы.

Когда мы говорим о долге и праве в юридическом смысле, мы должны ЯСНО осознавать, что эти понятия имеют отношения лишь к человеку.

Человек может иметь права, а может их и не иметь.

На сегодняшний день лишь 20 % людей живут в цивилизованных государствах, а значит, обладают правосубъектностью.

Животные же вообще имманентно существуют вне правового контекста, а если и «в праве», то только постольку, поскольку оно( это право) имеет отношение к человеку.

Иными словами животные не являются субъектами права, а только их объектами. Даже отдельный человек в процессе истории стал субъектом права только с возникновением института собственности.

В различных обществах сформулированы различные законы, так или иначе регламентирующие права человека в отношении животных. В согласии с этими законами и определяются наши с вами долг и право.

Так в Древнем Египте, где в условиях государственного рабовладения (в данном случае, права монархической собственности на население государства) культивировалось поклонение кошке. Поэтому, египетский подданный в отношении любой кошки прав не имел, а лишь один юридический долг.

Вред, наносимый кошке, или даже уклонение от ухода за ней, грозило любому подданному фараона смертью.

Но и здесь субъектом права были не кошки, а те, в чьих интересах эти законы были сформулированы, то есть фараон и его родня - те, кто владел государством, всем движимым и недвижимым в нем.
Таким образом, защита животных совсем не свидетельствует о гуманности общества, а, напротив, порой служит рычагом самой настоящей кровавой деспотии или даже тирании по отношению к людям.

Кстати, в нацистской Германии закон о защите животных, также как и в Древнем Египте, служил одним из рычагов, делающих любого неугодного немца беззащитным от произвола политической олигархии во главе с Гитлером.

В 1978 году (в условиях правления политической олигархии коммунистов) в Москве судили 2-х хулиганов, которые, пробравшись ночью в Зоопарк, насмерть забили 2-х кенгуру (животных, относимых к примитивным млекопитающим, но имеющих чрезвычайно высокую рыночную цену).

Садисты были строго и ПОКАЗАТЕЛЬНО наказаны за посягательство на государственную собственность (одна госсобственность посягнула на другую госсобственность).

В современной России только в последние годы приняты законы, предусматривающие наказание человека за негуманное обращение с животными, а о применении этих законов, в нынешнем правовом вакууме, я и не слыхал. Как жестоко умерщвляют кроликов, лабораторных крыс, голубей, собак, кошек, быков и прочую живность?!

Кто-нибудь пошевельнет пальцем, дабы наказать злодеев?

Резюмируя, должен сказать, что абсолютного экзистенциального долга ПЕPЕД кошками и другими слонами и крошками у меня нет. Мой долг имеет сугубо общественный характер. В ОТНОШЕНИИ кошек он носит слабо выраженный (ввиду отсутствия механизмов выполнения законов в России) правовой, более сильный моральный и очень сильно выраженный нравственный характер.

Безусловно, я признаю, что животные испытывают боль и страх, способны испытывать удовольствие, а некоторые, наиболее высокоорганизованные, - и такие сложные эмоции, как тоска и радость.

Тем не менее, я не ответствен ни перед кошкой, ни перед природой, ни перед "высшим судией".

Мои судьи - это закон (государство) и общественное мнение (общество).

Мой высший судия - это моё общественное (в самом широком смысле) и, в этом смысле, нравственное "я". Это сверх-я определяет, насколько конструктивны мои действия (или бездействия) в отношении «бесхозных» или моих собственных животных.

Именно я решаю то, какой вред или пользу я наношу обществу, убивая или, напротив, размножая таких (по статусу) кошек или других животных, будь то бамбуковые медведи или саранча.

При этом, я имею в виду общество в масштабах Человечества, которое понимается мною как потенциально бесконечная во времени, скрепленная мировой культурой целокупность человеческих индивидов вне зависимости от их пола, этноса, класса, профессии или символа веры (или надежды).

В сегодняшней России, к сожалению, каждый отдельный человек, чаще всего, вынужден самостоятельно определять свою норму, с сточки зрения так или иначе понятого юридического, морального и нравственного долга, перед собой и обществом в отношении животных.

В этом трудном деле нормативного самоопределения себя по отношению к животным, хорошим подспорьем стало бы понимание того, что в благе Человечества и заключено благо любого человека (как исторической личности) и, наоборот, - в благе отдельного человека( в пределах опять же нормы), в сущности, заключено благо всего Человечества. То есть мерилом отношения к животным должно быть благо Человека и Человечества.

Межу тем, я был бы счастлив, если бы в нашем обществе в отношении животных (при их использовании или защите) действовали не только нравственные или моральные нормы , но и строгие юридические нормы( законы), хотя бы подобно тем, которые действуют в развитых ЦИВИЛИЗОВАННЫХ странах.

Москва. 25 мая 1995 года. (Переработка текста осуществлена в декабре 2003 года)

Бродский Дмитрий